Помню - в годы той эпохи
Он не раз мне признавался,
Что приятны даже блохи, -
Если блохи от нее.
Полюбив четыре пуда
Нежно-девичьего мяса,
Он твердил мне: "Это чудо!"
Я терялся и молчал.
В день прекрасный, в день весенний,
В день, когда скоты, как люди,
Он принес ей пук сирени
И признание в любви.
Без малейшего кокетства
Чудо просто возразило:
"Петр Ильич! На ваши средства
Мы вдвоем не проживем..."
И, воздержанный, как кролик,
С этих пор Ромео бледный
Начал пить, как алкоголик,
Утром, днем и по ночам.
Чудо в радостном волненье
Мне сказало: "Как я кстати
Отклонила предложенье!
Пьющий муж - страшней чумы".
Вот и все. Мой друг опился,
Трафаретно слег в больницу
И пред смертью все молился:
"Чудо, чудо!" Я молчал.
Он не раз мне признавался,
Что приятны даже блохи, -
Если блохи от нее.
Полюбив четыре пуда
Нежно-девичьего мяса,
Он твердил мне: "Это чудо!"
Я терялся и молчал.
В день прекрасный, в день весенний,
В день, когда скоты, как люди,
Он принес ей пук сирени
И признание в любви.
Без малейшего кокетства
Чудо просто возразило:
"Петр Ильич! На ваши средства
Мы вдвоем не проживем..."
И, воздержанный, как кролик,
С этих пор Ромео бледный
Начал пить, как алкоголик,
Утром, днем и по ночам.
Чудо в радостном волненье
Мне сказало: "Как я кстати
Отклонила предложенье!
Пьющий муж - страшней чумы".
Вот и все. Мой друг опился,
Трафаретно слег в больницу
И пред смертью все молился:
"Чудо, чудо!" Я молчал.
Комментариев нет:
Отправить комментарий