Вся жизнь его - наоборот.
Премьер уродливых диковин, в своём убожестве - спокоен,
И ничего уже не ждёт.
Ну да. Ошибся. Много раз.
Презреньем исправлял безумства. Нет обаянья вольнодумства,
Нет разбитного блеска глаз.
Возненавидел сам себя.
Тоска, и раздраженья малость, - вот всё, что от него осталось
В простывших залах бытия.
В парадных - нежился успех.
Кто только там не столовался! - но равнодушным оставался
К пирАм - не свой, что хуже всех.
Ни ненавидеть, ни любить.
Когда бы ласки захотело его истасканное тело? -
Вот если б смог себя простить…
Скорее! - душит дурнота? -
Нет, всей рукой, смелее, - ну же! - он сам себе уже не нужен.
Погладьте грязного кота.
Премьер уродливых диковин, в своём убожестве - спокоен,
И ничего уже не ждёт.
Ну да. Ошибся. Много раз.
Презреньем исправлял безумства. Нет обаянья вольнодумства,
Нет разбитного блеска глаз.
Возненавидел сам себя.
Тоска, и раздраженья малость, - вот всё, что от него осталось
В простывших залах бытия.
В парадных - нежился успех.
Кто только там не столовался! - но равнодушным оставался
К пирАм - не свой, что хуже всех.
Ни ненавидеть, ни любить.
Когда бы ласки захотело его истасканное тело? -
Вот если б смог себя простить…
Скорее! - душит дурнота? -
Нет, всей рукой, смелее, - ну же! - он сам себе уже не нужен.
Погладьте грязного кота.
Комментариев нет:
Отправить комментарий